Идеи космизма в традиционной школе. Внутренние резервы образовательных программ

Е.Н.ЧЕРНОЗЕМОВА

доктор филологических наук,

профессор Московского государственного педагогического

университета им. А.И.Герцена,

Москва

Идеи космизма в традиционной школе. Внутренние резервы образовательных программ

Сегодня становится особенно ясным и очевидным, что идеи космизма должны не только лежать в основе образовательной концепции, но и составлять сущность ее наполнения, содержания, дидактики.

Признание и осмысление вписанности человека в универсум ведут к осознанию особой миссии каждой личности, осмыслению ее места во Вселенской иерархии, утверждению в педагогической практике отношения к ней как к субъекту, а не объекту формирования, образования, воспитания.

В школьной и вузовской повседневности редко ведутся разговоры, основанные на высокой лексике – Честь, Доблесть, Достоинство, Вселенная, Космос. Слишком велик разрыв обыденности и долженствования. Но это вовсе не означает того, что разговор такой невозможен. Прекрасную возможность обсуждения вопросов, связанных со смыслом жизни, предназначением человека дает литературный материал. К нему особенно важно обратиться в момент, когда долго и обстоятельно, но без достаточного успеха обсуждается вопрос о духовном воспитании школьников путем введения в школьную практику курсов основ культуры. Сложившаяся в светских традициях школа будет еще долго занимать по поводу такого внедрения охранительную позицию. Но ее внутренние ресурсы могут и должны быть активизированы в формах, которые не вызывают никакого протеста и зачастую вообще не воспринимаются как новые.

Не то, что мните вы, природа:

Не слепок, не бездушный лик –

В ней есть душа, в ней есть свобода,

В ней есть любовь, в ней есть язык... [2, с. 93].

Важно найти пути своевременного разговора со школьниками о явлениях подобного рода на понятном им языке без упрощения и профанации, напротив, – вырабатывая иммунитет против передергивания, выхолащивания глубоких идей, которые, становясь модными, вместо того, чтобы возвышать души, лишь способствуют коммерциализации целых проектов по их бездушной эксплуатации.

Еще более глубокий и насыщенный материал для обсуждения дают поэтические тексты, в которых запечатлена память жанров духовной письменности – молитвенность, исповедальность, притчеобразность – качества, отражающие сущность взаимоотношения человека с Космосом и Вселенной, подчиненность их законам.

Свои богатые возможности существуют у курса зарубежной литературы филологических факультетов высших учебных заведений. Здесь есть время и место, отведенное программой, для светского осмысления жанровых традиций духовной письменности. Одинаково успешно и в старших классах школ, и на младших курсах высших учебных заведений проходят занятия, в ходе которых на историко-литературном материале рассматриваются жанровые черты притчи, молитвы, исповеди, проповеди. Внимательный подход к структуре каждого из жанров и их функциям позволяет увидеть заложенную в них традицию общения с Высшими Силами, веками формально отстоявшееся выражение единственно возможного способа жить в согласии с Богом, Космосом, Вселенной.

Рассматривая с теоретико-литературных позиций этапы творения молитвы, возможно осознать каждый из них как акт культуры: каноническое называние Бога по имени служит точнейшим способом отнесения человека к той или иной культуре; в обязательном назывании свойств Бога (Всевидящий, Всеслышащий, Всеблагий, Вездесущий) видятся свидетельства того, что человек отдает себя во власть Высших Сил, признавая их всемогущество и устремленность к справедливости и добру. Происходит и осознание колоссального потенциала самовоспитания, заложенного в акте молитвы, особенно в части формулировки просьбы при обращении к Высшим Силам. Монологичная по внешним признакам молитва является глубоко диалогичной по своему существу. Поскольку по самой своей функции она является обращением, ее следует воспринимать как реплику человека в диалоге со Вселенной. При этом человек, безусловно, находится в положении ожидающего ответа, иначе бы он просто не вступал в такой диалог.

Диалогичность молитвы проявляется и в необходимости для человека договориться с самим собой. Всякий раз, обращаясь к Всевидящим Силам, ему приходится договориться с собой о том, что он готов к такому общению, что он в достаточной мере чист и открыт для того, чтобы пред ними предстать. К тому же нужно осмыслить и договориться с собой о том, что на формулируемую просьбу просящий действительно имеет право. Между Вселенной и человеком будто бы установлен договор, сформулированный в заповедях, жанровая функция которых – обращение Вселенной к человеку, объяснение ею тех законов, соблюдая которые, человек только и сможет оставаться человеком. Нарушение каждого из них меняет нечто в человеческой природе, мешая жить в гармонии с миром и с собой. Обращаясь к Высшим Силам, человек никогда не может просить о том, что запрещено заповедями. Таким образом, внутренний диалог с собой, продиктованный внешним диалогом с Мирозданием, оказывает на человека мощное воспитательное воздействие.

Столь же поучительным и показательным оказывается и рассмотрение хронотопа молитвы: особенностей организации в ней пространства и времени, связывающих конкретно-исторический момент и точно фиксируемую географическую точку с Бесконечностью и Вечностью, демонстрирующих вписанность человека в Мироздание. Отметим, что и сама этимология слова молитва некоторыми учеными возводится к слову мелос, однокоренному со словом мелодия и означающему соединение (как и корень лиг в слове религия – значение которого прочитывается, как восстанавливающая связи, объединяющая заново).

Этот разговор на светском языке о духовных традициях многовековой родной культуры вполне возможен в рамках устоявшихся принятых программ и, более того, совершенно необходим. В то же время важно, чтобы структурный анализ литературного материала не замыкался на констатации правил построения, но всякий раз выходил в область функции жанра. Именно этот аспект разговора неизбежно приведет к выявлению смысловых глубин многовековых духовных традиций.

Реализуя принятые программы, важно видеть готовность сегодняшних школьников и студентов к глубокому и серьезному разговору о труднейших философских вопросах. В связи с 200-летием Ф.И.Тютчева возник особый повод для обращения к его философской лирике и разговору о Слове, который велся со вчерашними школьниками, не отличающимися какой-то особой начитанностью, – студентами первого курса факультета теле- и радиожурналистики Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А.Литовчина. В его ходе возникло определение, сформулированное самими студентами: «Слово – это энергия». И еще раз оказалось, что сама широта взгляда на проблему задавала особый эмоционально-нравственный тон и ситуацию, в которой оказывалось невозможным обойти этические вопросы. Безусловно, под влиянием строк стихотворения Ф.И.Тютчева «Последний катаклизм» [2, с. 45]:

Когда пробьет последний час природы,

Состав частей разрушится земных:

Все зримое опять покроют воды,

И Божий лик изобразится в них! –

возник вопрос о том, что будет в конце, если «в начале было Слово».

«Интересно, что же будет в конце? И будет ли этот самый конец?» И предположение, «что если правда то, что "все возвращается на круги своя", и истина то, что "Вселенная кончается в своем начале", значит, и "конец" наступит лишь, когда все и вся вернется к своему началу, и раз оно было в начале, то и в конце будет... Да! Именно! Оно! Слово!

Оно не должно становиться орудием такого писателя, поэта, вообще кого бы то ни было, кто не чувствует, не осознает всю силу и мощь, заложенную в этом — самом первом и самом могущественном понятии – Слово! Им – Словом – может воспользоваться любой желающий. Какую цель при этом будет он преследовать – известно лишь ему одному. И, значит, именно здесь, с наибольшей силой снова встает вопрос об обязанности. О той обязанности перед обществом, если хотите – человечеством, которую пишущий, глаголющий сам же и возлагает на себя. Одним лишь словом можно испепелять города и страны. И одно же только слово способно вернуть к жизни целые народы».

(Георгий Ландау. «В начале было Слово...»)

При размышлениях о Слове возникали припоминания-озарения, которые осмысливались по-новому: посещение аскетично обставленного только что отреставрированного храма, в котором поразила и подтолкнула к осмыслению своих ощущений надпись: «Слово есть сущность».

«Буквы, написанные славянской вязью, странно притягивали к себе. Они просто завораживали своей уверенной непререкаемостью. И еще в них скрывалась какая-то глубокая тайна, которую непременно захотелось разгадать.

Дальше догадки, что слова "сущность" и "существо" – однокоренные, я продвинуться не могла. Но и этого на первых порах было достаточно, и это было очень важно. Ведь словом "существо" мы обозначаем всех земных носителей жизни. Стало быть, слово есть жизнь? И, произнося речи, фразы, их обрывки, мы творим недоступную нашим органам восприятия жизнь? Значит, когда мы прекратим свое земное существование, все сказанное нами будет продолжать где-то жить?

Я не могла не поделиться своим сенсационным открытием с человеком, который, по моему мнению, был кладезем знаний. Много интересного он мне рассказал.

Оказывается, каждый звук человеческой речи обладает своей энергетикой. Эти самостоятельные энергии, вступая в определенные комбинации в пределах какого-либо слова, сообщают ему положительный или отрицательный заряд. Человечество знало (или догадывалось) об этом с незапамятных времен. Поэтому слова не возникали сами по себе – их "строили" жрецы по им одним ведомым законам.

Не мешало бы каждому человеку, прежде чем произнести вслух какие-то слова, повторить про себя как заклинание знаменитую формулу, используемую врачами: "Не навреди!" И как знать, может быть, все наговоренное и написанное нами — хорошее и плохое, оседает где-то в четвертом или пятом измерении, сплетаясь в кокон для наших душ, которые рано или поздно отлетят от земли».

(Елена Соя. «Слово о Слове»)

Всякий раз размышление о сущности Слова выводило в масштаб Вселенной, заставляя обращаться к своему опыту, ища в нем поддержку догадкам, попыткам сформулировать ускользающее:

«Вопрос "что такое слово?" служит толчком на пути самопознания.

Думаешь о слове "вес", даже не о самом слове, а о его сущности, и представляется что-то подвешенное в воздухе, непонятное. То же самое со словом "расстояние". И особенно со словом "время". Без контекста абстрактные величины ничего не значат. Это неопределенность, а думать, что такое "неопределенность" по своей сути – все равно, что представлять себе бесконечность Вселенной.

Люди легко говорят о бесконечности лишь потому, что не представляют себе ее и не отдают отчета в том, что почувствовать ее можно только на миг и только испытав истинную чистую всепоглощающую любовь. Этот миг невозможно запомнить, так как мозг оказывается гораздо слабее, ниже и проще по своей сути, чтобы осознать неведомую ему энергию. Остается только знание, что этот миг существует».

(Илья Кириенко. «Трудно назвать»)

Прекрасные размышления оказались запечатленными в точных, заставляющих думать названиях работ: «Слово и ядерная бомба. Найди 10 отличий» (Александр Заборовский), «На Слово не стоит вешать табличку с надписью – слово...» (Дмитрий Вадиш), «Слово – тот инструмент, на котором нужно играть и не фальшивить» (Сергей Абрамов), «Если исчезнет слово, то исчезнет и вся цивилизация» (Дарья Конюхова).

Кроме того, существуют литературные произведения, требующие грамотного подхода и комментариев и дающие богатые возможности для разговора о вечных проблемах и величайших человеческих ценностях. К их числу относятся «Божественная комедия» Данте, «Потерянный рай» Мильтона, «Фауст» Гёте. В каждом из них присутствует межпланетарный полет, и зримое соприкосновение человека с силами, строящими Вселенную, и участие человека в этом строительстве. На примере любого из них возможно показать, как в ту или иную культурно-историческую эпоху понимались роль и место человека в Мироздании, трактовалась проблема свободы воли и смысла человеческого существования, какие из сформулированных идей оказались непререкаемо вечными. Всякий раз у читателя есть возможность поразиться глубиной проникновения и вселенским масштабом повествования любого из названных авторов.

«Божественная комедия» завершается межпланетарным полетом Данте и Беатриче, приближавшихся к Божеству, которое виделось им сиянием трех сливающихся и все же остающихся раздельными огненных шаров. Человек, по Данте, соединяет (легирует) собою прошлое, настоящее и будущее, мир живых объединяет с миром ушедших душ и в состоянии делать это, впустив в свою душу и сердце Божественную любовь, «что движет Солнце и светила».

Богатейший материал для обсуждения дает «Потерянный рай» Джона Мильтона, который встречался в Италии с Коперником. В его поэме поражает масштаб видения Вселенной и взгляд на Землю из глубин Космоса:

Всю сферу оглядел он без труда, –

Поскольку высоко был вознесен

Над медленно кружащимся шатром

Длиннейшей тени Ночи, — от Весов,

От их восточной точки, до Овна,

Что Андромеду за рубеж увлек

Атлантики, за дальний горизонт.

От полюса до полюса обвел

Он взором ширь. Внезапно прянул вниз,

К светилам ближним. Быстро и легко

Сквозь чистый воздух мраморный скользнул,

Лавируя среди небесных тел

Несметных. Звездами издалека

Они ему казались, но вблизи

Явились, как миры, как острова

Блаженные…

Лишь Солнце золотое, из светил

Ярчайшее, влечет его: к нему

Он мчится, средь вселенской тишины

(От центра или к центру, вверх иль вниз,

Вширь или вдоль, – определить нельзя) [1, с. 87–88].

Архангел на страницах произведения Мильтона, отвечая на угощение Адама, говорит, что ангелы питаются совсем по-другому, преобразуя энергии. Сам Бог-Отец объясняет Адаму, что все сущее он создает лишь с одной целью – чтобы было кому любить созданный им мир. Любое существо приходит в мир для любви к миру, к Богу, к себе подобным.

Произведение, написанное в последней трети XVII века, ставит проблемы, актуальные и сегодня. На его страницах ведется поиск ответа на вопрос, как устроен мир и дано ли человеку постичь его устройство и строение.

Рафаил пытается научить Человека правильному обращению со Словом. И основой его поучения становится совет не ставить перед собой ненужных вопросов.

Придя с поручением ответить на вопросы Адама, некоторые сведения о строении мира Архангел передает в вопросительной форме, как догадку, которую стоит осмыслить, додумать:

Что, если Солнце в центре мировом

Находится, а сонмы прочих звезд

Двум силам притяженья подчиняясь, –

От Солнца исходящих и от них

Самих,– окрест него, за кругом круг

Описывают? [2, с. 122–124].

Знание имен вещей не всегда является гарантией знания сути, постижения истины. Вспомним о том, что Архангел Михаил считал более важным понимание Человеком необходимости добровольной подчиненности Божественному началу, чем умение называть по именам звезды и миры:

Постигнув это – знаньем овладел

Ты полностью и не питай надежд

На большее, хотя бы имена

Всех звезд узнал и всех эфирных сил,

Все тайны бездны, все, что создала

Природа, все, что в Небе, на Земле,

В морях и воздухе сотворено

Всевышним... [3, с. 575–579].

Но порой имя приоткрывает суть явления, дарует понимание истины. Так, рассказывая о том, как Адам должен стремиться к искуплению и выстраивать Рай в своей душе, Архангел Михаил объявляет, что сделать это можно с помощью Любви, но той, что зовется милосердием, Любовью к ближнему: add love, / By name to come called Charity [3, с. 583–584]. Это не любовь к себе, не любовь к женщине и не любовь к жизни, а скорее, любовь к своим обязанностям – способности помогать, облегчать жизнь близких и радовать их. На слух Charity созвучно слову Cherubim (херувим – др.евр. Kerubim – ангел-страж). Стать стражем жизни, ангелом-хранителем своих близких – участь, достойная Человека, – вот о чем говорит суть слова, не равного слову Love, у которого есть свой круг употребления. Слово созвучно и с греч. хариты, значение корня слова то же – «милость», «доброта». Так называли благодетельных богинь, дочерей Зевса.

Прочитаем одно из интересных суждений:

«Солнце, Вселенная, Вечность... Думаю, вряд ли найдется человек на Земле, хотя бы однажды не задумывавшийся над тем, что такое Вечность; где или чем ограничена Вселенная и ограничена ли вообще; что есть Солнце, точнее, его природа... Но так ли много на нашей драгоценной планете жило и живет людей, развивших эти мысли в трактатах, теориях... Во всяком случае, склоняюсь к мысли, что таковых должно быть все-таки больше, чем тех широко известных людей, творения которых можно встретить даже в школьных пособиях».

(Каринэ Демурчян)

Многое в образовательном процессе изменится, если каждый учитель признает, что освоение свода знаний не является целью образовательного процесса, а служит средством осознания человеком своего положения в мире. Расширение границ осознаваемого мира непременно приводит к преодолению банальных ошибок, допускаемых современным человеком в целеполагании. Познание законов жизни Космоса имеет, прежде всего, не образовательное, а воспитательное значение: способствует уходу от примитивной потребительской позиции, навязываемой идеологами и менеджментом общества потребления, от ненужных тщеславных треволнений, вырабатывает представление о достоинстве, самоуважении, упорство в отстаивании своих позиций и достижении целей.

Одним из важнейших положений, которое должно быть осознано и принято, становится признание жизни духа, которая остается за пределами обсуждения при разработке дихотомии «душа – тело». Одно только наблюдение за языком показывает, что выражение «делай, как твоей душе угодно» или «сделал, как Бог на душу положил» имеет осуждающий, отрицательный смысловой оттенок. И в повседневности человек знает и замечает, что потешить свою душу – не означает пережить счастливые, высокие моменты. Счастье оказывается достижимым только в преодолении того, что делать было трудно, может быть, вовсе не хотелось, но что делалось вопреки утехам, к чему вело некое высшее знание, устремленность духа – того начала, которое связывает человека с велением Космоса, Вселенной.

Литература

1. Мильтон Дж. Потерянный рай / Пер. с англ. Штейнберг А. СПб., 1999.

2. Мильтон Дж. Потерянный рай. Кн. VIII. СПб., 1999.

3. Мильтон Дж. Потерянный рай. Кн. XII. СПб., 1999.

4. Тютчев К.Ф. Стихотворения. Письма. М.: Современник, 1978.

5. Ломоносов М.В. Избранное. М.: Правда, 1984.